Первый мужчина столетия
Автор - Пряжников Александр
Власть над людьми бывает разной. Иногда она определяется тем влиянием, что способна оказывать личность не только на своих современников, но и на последующие поколения. Исходя из этого нехитрого постулата, мы решили рассказать сегодня о человеке, который никогда не занимал государственных должностей, не проявил себя и в публичной политике. Тем не менее власть его была колоссальной и таковой остаётся по сей день. Дело в том, что подданные его государства, не имеющего границ, голосуют за своего повелителя многомиллионными тиражами книг, в которых определён стиль поведения и образ жизни «настоящего мужчины». Попробуем разобраться, что для нас сегодня значит великий писатель, лауреат Нобелевской премии в области литературы Эрнест Хемингуэй. Разговор этот будет наиболее уместен накануне праздника, который в нашей стране по сложившейся традиции принято считать мужским.
Писатель с мировым именем
Если речь идёт о Хемингуэе, то как-то не поворачивается язык назвать его американским писателем. И дело вовсе не в желании потрафить значительной части публики, испытывающей необъяснимое и безотчётное отвращение ко всему, что исходит из Соединённых Штатов Америки. Здесь не при чём и устойчивый космополитизм литератора, одинаково хорошо себя чувствовавшего в парижском кафе, африканской саванне, на улицах Памплоны. В случае с Хемингуэем мы имеем пример того, как мастер художественного слова сумел выработать универсальный язык, доступный большинству жителей нашей планеты.
Тяжёл и горек хлеб переводчика. Представьте себе, какие трудности испытывают представители этого цеха, переводя, скажем, Булгакова на любой из европейских языков. Мне как-то попадал в руки англоязычный вариант знаменитой повести «Собачье сердце», и оставил по себе неизгладимое впечатление. Гениальная проза русского писателя изобилует такими подробностями и деталями, понять и оценить которые способен лишь человек слишком хорошо знающий Россию. А как перевести бесподобные повести Юрия Трифонова? Но не стоит думать, что лишь «загадочная русская душа» недоступна для понимания иностранцу. Юккио Мисима, несмотря на свой вклад в мировую литературу, навсегда останется японским писателем, равно как индийским - Рабиндранат Тагор, немецким – Генрих Манн, американским - Теодор Драйзер. Иное дело – Хемингуэй. Во-первых, в его произведениях практически отсутствуют реалии, столь характерные для того, что во всём мире принято считать Америкой. Достаточно проанализировать, где разворачиваются действия его знаменитых книг. Герои «Фиесты» отправлены в Испанию. Там же происходят события, описанные в романе «По ком звонит колокол». «Праздник, который всегда с тобой» переносит нас в Париж двадцатых годов. Любовная и человеческая драма полковника Кантуэлла – главного героя романа «За рекой, в тени деревьев» - совершается в Италии. Во-вторых, центральное место в произведениях писателя занимает человек, словно попавший под увеличительное стекло в момент наивысшего эмоционального подъёма. Любовь, опасность и азарт – вот главные стихии, которым служит герой Хемингуэя. К тому же автор, не мудрствуя лукаво, не стесняется творить по старым лекалам. А этот приём гарантирует стопроцентное попадание в «десятку». Так, о своём романе «Прощай оружие!», принёсшем писателю вселенскую славу, он говорит, что это современная повесть о «Ромео и Джульетте». Подобные правила игры читатель принимает сразу и навсегда, не замечая или не желая замечать языкового барьера.
Весёлый гуру советских романтиков
Не так далеко ушло от нас время, когда портрет бородатого мужчины с трубкой украшал стены малогабаритных жилищ «советской интеллигенции». Надо сказать, что обладатели подобных портретов никоим образом не могли быть причислены к шумному племени фэнов или фанатов. Не было в этом и проявлений дешёвого фрондёрства или диссиденщины. Хемингуэя в Советском Союзе никто не запрещал, и, тем не менее, его портрет на стене был своеобразным паролем, позволяющим отделить «своих» от «чужих». Политически озабоченные «шестидесятники» любят перетирать прогорклую муку своих рассуждений о том, что в «царстве несвободы» романы Хемингуэя были чуть ли не единственным «глотком свежего воздуха».
Однако в то время, о котором идёт речь, границы дозволенного в нашей стране были значительно расширены, и читающая часть советского общества могла досыта «глотать свежий воздух», передавая из рук в руки истрёпанные номера «толстых журналов». К тому же вовсю работал самиздат, познакомивший книгочеев и с набоковской «Лолитой», и с романами Генри Миллера. Томик Хемингуэя можно было если не купить, то взять в библиотеке, пусть по очереди, но вполне официально. По мотивам его произведений, на моей памяти, даже ставили телевизионные спектакли. И всё-таки именно Хемингуэй volens nolens сыграл главную роль в формировании поколения людей, чья юность совпала с началом космической эры.
Сам по себе удивителен и достоин восхищения факт, что выходец из консервативной буржуазной семьи пригорода Чикаго сумел покорить сердца надменных великороссов, да ещё в то самое время, когда Москву вполне серьёзно именовали «столицей мира». Более того, Хемингуэй стал провозвестником целого направления в культуре нашей страны, которое называют советским романтизмом.
Символом этого направления становится преисполненный чувством собственного достоинства мужчина. Он хорошо знает жизнь, прошёл войну, закалён физически, способен пить, не пьянея, и покорять женщин единственным нехотя брошенным взглядом. Этот образ был многократно растиражирован и доведён до абсолюта такими поэтами-романтиками, как Юрий Визбор и Владимир Высоцкий. Но даже если оставить в покое эти священные для многих имена, можно без труда отыскать многочисленные признаки негласного культа Хемингуэя на страницах периодической печати тех лет. Разверните перед собой пыльную подшивку журналов «Огонёк», датированных шестидесятыми-семидесятыми годами. Со старых документальных фотоснимков на вас глядят мужественные альпинисты и полярники, чьи лица покрыты горным загаром и жёсткой щетиной.
Возвращаясь из турпоходов и экспедиций, настоящие мужчины советской страны собирались вместе в небольших, но уютных квартирах. Они курили трубки, бурно обсуждали последние политические новости и результаты спортивных состязаний, согревались алкоголем, задумчиво слушали транзисторы, пытаясь нашарить в эфире «Голос Америки», а со стены на них смотрел седобородый крепкий человек. Смотрел и иронично улыбался.
Война, как спорт
Советские лётчики, воевавшие в Корее, вспоминая воздушные бои с американцами, говорили о том, что не испытывали ненависти к своим противникам. Отсутствие ненависти превращало войну в некоторую разновидность спортивного состязания, целью которого было выяснить, кто сильнее. Создаётся впечатление, что отношение Хемингуэя к войне складывалось под влиянием сходного чувства.
Как известно, Соединённые Штаты Америки вступили в Первую мировую войну в апреле 1917 года. Для мальчика, стоявшего на пороге своего восемнадцатилетия, это известие означало возможность круто изменить жизнь и вырваться из тихого консервативного мирка собственной семьи. В 1918 году Хемингуэй вступил в транспортный корпус Американского Красного Креста и отправился на итало-австрийский фронт. Вряд ли юный Эрнест разбирался в тонкостях мировой политики настолько хорошо, чтобы отдавать себе отчёт в происходящем. Вряд ли он находился в плену какой-либо идеи, заставляющей браться за оружие. Дымящиеся развалины Старого Света обещали опасные приключения, которые во что бы то ни стало хотелось пережить.
Здесь следует разобраться, в каком именно воинском звании начал службу будущий писатель. Когда Хемингуэй вместе со своими товарищами попал на фронт, им объявили, что все они – водители санитарных грузовиков – являются «почётными младшими лейтенантами итальянской армии». На деле это сулило целый ряд преимуществ: возможность питаться в офицерской столовой, пробиваться вне очереди со своими машинами на дорогах и, конечно же, посещать рестораны, салуны и прочие подобные места, куда пускали офицеров, но не пускали солдат.
Хемингуэй пребывает в состоянии эйфории, шлёт домой восторженные послания и рвётся на передний край. 8 июля случилось страшное. Пытаясь спасти раненого итальянского снайпера, бесшабашный американский юноша попал под обстрел. Рядом с ним взорвалась огромная мина, пущенная из нового крупповского миномёта, потом прицельно заработал крупнокалиберный пулемёт… Несмотря на это Хемингуэй дотащил итальянца до своих окопов, но тот был уже мёртв. На перевязочном пункте врачи насчитали у Хемингуэя 227 ран и вытащили 26 осколков.
Военные приключения вполне прозаично окончились на госпитальной койке, где юноше приходилось терпеть адскую боль. Уже здесь проявилось его желание в любых обстоятельствах оставаться настоящим мужчиной: когда муки становились нестерпимыми, он насвистывал весёлую мелодию. В январе 1919 года, то есть уже после того, как Версальский договор законодательно оформил победу Антанты, Хемингуэй вернулся домой. Пережитого было вполне достаточно, чтобы возненавидеть войну навсегда. Но так не случилось. В дальнейшем писатель принял участие в трёх военных конфликтах.
В 1944 он воевал за освобождение Парижа, причём вёл себя, по своему обыкновению, беспечно и бездумно. Однажды он со своим шофёром и фотокорреспондентом на мотоцикле напоролся на немецкое противотанковое орудие и остался жив лишь чудом.
«Потерянное поколение»
Меткое выражение Гертруды Стайн прочно вошло в историю, дав определение молодым ветеранам Первой мировой. Эпиграфом к печатной работе, посвящённой этим людям, могли бы стать строки Артюра Рембо:
Я бы руганью встретил маячный огонь,
Если б он просиял мне во имя Господне.
Перечисляя общие черты, характерные для столь непохожих друг на друга Ремарка, Фолкнера, Олдингтона, Хемингуэя, как правило, называют протест против существовавшей системы ценностей, неверие в Бога, разочарование в современной цивилизации и, конечно же, пацифизм. Согласитесь, Хемингуэя нелегко назвать пацифистом. Разумеется, его произведения пронизаны отвращением к ужасам войны, к той безжалостной машине, которая ломает человеческие жизни и судьбы. И всё-таки он воюет всю жизнь. Неистребимая энергия азарта заставляет его ехать в 1922 году на Ближний Восток к театру греко-турецких военных действий. Там он собственными глазами наблюдает массовый исход христианского населения. Нынче это принято называть гуманитарной катастрофой. Спустя пятнадцать лет он отправляется в Испанию. В 1942-43 годах на своём собственном катере «Пилар» охотится в Атлантическом океане за немецкими подводными лодками. В 1944 году вообще рискует попасть под трибунал как военный преступник. Дело в том, что Женевские конвенции запрещали военным корреспондентам принимать участие в боях. Однако Хемингуэй во время неожиданной атаки немцев осенью 1944 года открыл огонь из ручного пулемёта, чтобы спасти жизни своих товарищей. Что же касается международных юридических документов, строго регламентировавших его действия на линии фронта, он говорит о них в привычной для себя манере: «Когда начнётся следующая война, я вытатуирую Женевскую конвенцию у себя на заднице наоборот, чтобы я мог читать её в зеркале». Всё вышеизложенное является прекрасным послужным списком настоящего пацифиста, не так ли? К тому же, как это не прискорбно признать, но именно войны питали вдохновение мастера. «Острова в океане», «По ком звонит колокол», «Пятая колонна», «За рекой, в тени деревьев» никогда бы не вышли из-под пера человека, сторонившегося войны.
К тому же проза Хемингуэя не несла того груза отвращения к собственной стране, которым наполнены творения Ремарка и Олдингтона. Писатель никого не винит в том, что осколки австрийской мины навсегда остались в его теле.
Создатель мужского кодекса
С лёгкой руки Хемингуэя сформировался особый стиль поведения современного «настоящего мужчины». Не без его участия появились и наиболее распространённые клише, которыми пользуются жёлчные феминистки, дабы убедить всех, и в первую очередь себя, во врождённой несостоятельности «сильного пола». Пристрастие к выпивке и дракам, шумные компании друзей, возвращающихся с удачной рыбалки или охоты, спорт с привкусом крови, азартные развлечения вроде испанской корриды, несколько циничное отношение к женщине, нарочитая грубость и неопрятность – всё это Хемингуэй, и всё это от него. Чего стоит его знаменитое выражение о том, что настоящий мужчина не должен пахнуть ничем иным, кроме как самим собой. Однако утончённым эстетам и феминисткам не стоит брезгливо кривить губы. Великий писатель всю свою жизнь отстаивал право быть похожим на собственных героев. И когда впереди забрезжила старческая немощь, усугублённая возможной слепотой, он разрядил себе в рот заряд охотничьего ружья из обоих стволов. По поводу этого последнего поступка Хемингуэя до сих пор не утихают споры, а ответ, наверное, прост: он хотел остаться в памяти людей сильным и крепким мужчиной – первым мужчиной минувшего столетия.
Назад
